Отклик на статью «Армии нужен школьный учитель»
Обрушиваясь на признанного во всем мире (в первую очередь именно как «крупнейшего военного теоретика») генерала от инфантерии Михаила Драгомирова, не признавая за ним очевидных заслуг, автор ссылается на… самого себя! И это, несмотря не только на богатое теоретическое и педагогическое наследие, но и на большой практический военный и административный опыт.
Пройдя путь от фельдфебеля до генерала, Драгомиров закончил службу Отечеству начальником Академии Генштаба и командующим Киевским военным округом. Одна из бесспорных заслуг ученого – учебник тактики, служивший настольной книгой для нескольких поколений русских офицеров.
В праве на признание за Михаилом Ивановичем заслуг перед Отечеством Игорь Ходаков отказывает на том основании, что Россия по его вине якобы крайне неудачно провела все военные кампании, начиная с пресловутой Крымской. Хотя перед ее началом мало кому известный поручик Драгомиров едва поступил в вышеназванную академию и никак не мог оказать влияния на ход боевых действий.
Неприязнь к генералу, да и не только к нему, но, кажется, ко всем царским «золотопогонникам» кроется, как выясняется дальше, в социальном происхождении будущего выдающегося военного и административного деятеля: «Он, знаете ли не из крестьян или мещан происходил». Вот оказывается в чем дело!
“В царской армии доля грамотных среди нижних чинов была около 70 процентов ”
На дух не принимает Игорь Ходаков белую «военную косточку», подмеченную как ценное качество у русских офицеров не только многими историками, но и генералами в том числе вражеских армий. Он по сути, продолжая политику классовой сегрегации первых советских краскомов и комиссаров по «разрушению старого мира», отказывает представителям императорской армии в праве быть талантливыми военачальниками.
А ведь даже самые оголтелые погононенавистники вынуждены были признать, что при создании РККА красноармейцы, набранные из самых что ни есть пролетариев и крестьян, без опыта и знаний господ офицеров быстро превращались в неуправляемое стадо. Что, кстати, показали в феврале 1918 года первые их боестолкновения во главе с «выдающимся народным полководцем» (из крестьян) Павлом Дыбенко под Нарвой и Псковом, оставленными противнику. Если кто тогда и дрался с немцами всерьез, то это как раз немногочисленные, перешедшие на сторону большевиков «господа офицеры» и солдаты-ударники из все той же царской армии.
Словно спохватившись в логической непоследовательности, Ходаков все-таки признает, что после военной реформы Александра II «социальные лифты со скрипом и пробуксовкой, но начали работать». Правда, тут же делает очередную оговорку, что-де не каждый, кто хотел стать офицером, мог себе это позволить в силу сословных препонов.
Но статистика опровергает теорию историка Ходакова о недоступности для мещанина, рабочего или крестьянина службы в армии на офицерских должностях. Согласно «Военно-статистическому ежегоднику армии за 1912 год» (СПб., 1914, стр. 228–230) предельно ясно, каким был социальный состав Российской императорской армии в довоенную пору. Например, на 17 767 обер-офицеров из дворян приходилось 10 357 обер-офицеров из числа бывших податных сословий, куда входили крестьяне. Даже среди генералов таковых находим 32 человека. Значит, работали лифты вполне нормально, без «пробуксовок и скрипов».
Другое дело, что дабы стать «вашим благородием» и носить золотые погоны, предстояло выдержать серьезные экзамены для поступления в училища, что было «по зубам» далеко не всем. Игорь Ходаков безапелляционно заявляет, что причиной этому было «отсутствие – и это, пожалуй, главное – обязательного всеобщего бесплатного начального образования».
Но, позвольте, еще в 1908 году в Российской империи вводится как раз бесплатное всеобщее начальное образование. И число только начальных школ за время правления последнего государя – Николая II (с 1894 по 1914 год) выросло больше, чем вдвое. А средних школ, гимназий и, к слову, военных юнкерских училищ – уже в 15 раз. При этом самом оболганном в истории России императоре на образование тратились бешеные деньги – по линии всех заинтересованных министерств и ведомств – 300 миллионов рублей, что составляло 10 процентов бюджета!
К слову, советская власть так никогда и не приблизилась к этой цифре, замещая это черным пиаром о борьбе с якобы поголовной неграмотностью, что не соответствует действительности при высоких темпах борьбы с ней царским правительством. Все эти данные приводятся в монографии Андрея Борисюка «История России, которую приказали забыть» (М., «ФИВ», 2017, стр. 50–51).
Но если главная проблема в армии «по Ходакову» была все-таки в безобразной работе социальных лифтов, то после того, как они с 1917 года начали работать на «полную катушку», мы могли бы наблюдать очевидные успехи «несокрушимой и легендарной». Она должна неуклонно повышать свою мощь, полевую выучку, демонстрировать высочайший уровень боевой и политической подготовки, штампуя образцовых краскомов. И, конечно, воевать без поражений и огромных потерь, побивая врага исключительно на его территории. Что, мягко говоря, не соответствует действительности.
Обосновывать даже тезисно в газетной заметке свои аргументы просто нет возможности. Достаточно «полистать» хотя бы материалы «ВПК» прошлых лет, подготовленные более компетентными авторами о предвоенном состоянии РККА. И глянуть статистику потерь даже по официальным источникам, сравнив их с царскими.
Игорь Ходаков, верный своим левым взглядам и руководствуясь, очевидно, известной установкой, что «при царе ничего не могло быть хорошо», заходит в своих рассуждениях очень далеко. Он позволяет себе подвергать обструкции и шельмовать не только Драгомирова, но фактически весь «золотопогонный» офицерский корпус императорской армии. Но позвольте спросить: а как быть с Суворовым, Кутузовым, Скобелевым, героями войны с Наполеоном – урожденными дворянами: графами да князьями? Таких, как они, защитников Отечества с непролетарской родословной в ратном пантеоне славы великое множество.
Что же касается вошедших в военную историю России «неудачников»: князя Меншикова, командовавшего Русскими войсками в период Крымской войны, или сына худородного дворянина Алексея Куропаткина, возглавившего войска во время войны с Японией, то на каждого из них приходится по пять-шесть прославивших свои имена Нахимовых, Кондратенко или Макаровых – тоже урожденных дворян. Одним словом, не тот дискурс выбрал историк Игорь Ходаков в своих исследованиях в поисках виновников и причин поражений и неудач нашей армии.
Особенно же он обрушился на Первую мировую войну (словно забыв, кто способствовал ее позорному завершению). Вопреки не только мнению нашего командования или заинтересованных союзников, но и противника, он отрицает, что в 1917 году русская армия (которую с сентября 1915-го возглавил Николай II) стояла на пороге победы.
Царизм огульно обвиняется в бездарной кадровой политике: мол, окружали трон сплошь «приспособленцы и карьеристы». Однако заметим, что именно Николай II, возглавив Ставку, выдвинул на пост начальника штаба Ставки талантливого Алексеева, в командующие Юго-Западным фронтом – гениального Брусилова.
А отчего бы нашей армии не стоять на пороге победы, если по словам компетентного Уинстона Черчилля, уже к лету 1916 года Россия… сумела собственными усилиями и путем использования средств союзников выставить в поле – организовать, вооружить, снабдить – 60 армейских корпусов вместо 35, с которыми она начинала войну.
На конец 1916-го Россия превосходила противника почти по всем видам вооружения, а ее казавшиеся неисчерпаемыми людские ресурсы доводили германский генштаб до истерики. К 1917 году призывной резерв России определялся в 61 процент в отличие от немецких 19 процентов. Производственный потенциал России с 1914-го до начала 1917-го вырос, по подсчетам известного советского экономиста и статистика академика Струмилина, на 40 процентов.
А положение Германии всеми без исключения оценивалось как критическое (к февралю 1917 года падение промышленности – ниже 50 процентов, от голода умирают около миллиона человек). В своих мемуарах известный немецкий генерал Эрих Людендорф прямо признавал, что от гибели страну может спасти только чудо. И оно в виде устроенной либералами и их союзниками – левыми радикалами революции произошло. Но это уже другая тема.
За образец правильного ведения боевых действий нашей армией Игорь Ходаков не без оснований выбрал Победу в Великой Отечественной войне. Но делает странный вывод, что «целая плеяда выдающихся полководцев» появилась благодаря исключительно «внесословному характеру общества и введению всеобщего начального и среднего образования».
Выше я отчасти отмал домыслы о внесословности и образовательном цензе в императорской армии. Добавлю, что по данным все того же «Военно-статистического ежегодника за 1912 год» (стр. 372–375), в царской армии доля грамотных среди нижних чинов была около 70 процентов. И за период службы она еще больше росла, поскольку борьба с безграмотностью уже тогда входила в программу обучения солдат. К слову, все маршалы Победы получили свой уникальный, пригодившийся им впоследствии боевой опыт не на краткосрочных курсах в РККА, а именно в императорской армии, где дослужились до унтеров – подофицеров. И фактически именно октябрьский переворот не позволил им продолжить в ней карьеру. Схожих примеров, когда офицерами в царской армии становились вчерашние унтеры, – тысячи.
Не могу я согласиться и с выводами и прогнозами Ходакова о будущем наших ВС. Он видит «единственный выход» из «столь печальной ситуации», в которой, по его мнению, оказалась армия России сегодня, в «восстановлении социальной справедливости и гарантированном бесплатном качественном образовании».
Как будто именно диплом (или даже два) дают офицеру ту «божественную искру» полководческого таланта, которой обладали в разной доле «не кончавшие академий» дворяне Суворов и Кутузов или «академики» из крестьян Жуков или Конев? Не задумывался ли автор, что в судьбе офицера – будущего полководца важнее все-таки призвание и дарованный свыше талант?